В обществе продолжается активное обсуждение темы строительства АЭС, озвученной в рамках Послания Главы государства. В интервью нашему корреспонденту своим мнением о влиянии атомной энергетики на экологическую и общественную безопасность делится эксперт в области энергетики — управляющий директор Национальной палаты предпринимателей РК «Атамекен» Жакып ХАЙРУШЕВ.
— Жакып Галиевич, вы начинали свой путь в энергетике в то время, когда в Казахстане только начиналось развитие этой отрасли. Ваша карьера охватила целую эпоху, все этапы становления энергетики страны. Как, на ваш взгляд, сейчас обстоят дела в казахстанской энергетике? Насколько серьезна в наши дни проблема дефицита, нехватки энергии?
— Действительно, прошло много лет, и я успел поработать во множестве энергетических компаний. Что касается дефицита, о котором вы упомянули, он возник относительно недавно — примерно 6-7 лет назад. Я еще помню времена, когда у нас был профицит электроэнергии, и мы экспортировали до 4 млрд кВтч в другие страны, в частности, в Россию. Это не была просто работа энергетиков, все сопровождалось мультипликативным эффектом: угольные компании, железнодорожные перевозки, зарплаты рабочих и персонала электростанций. Но об этом почти никто не говорит и не пишет. Это было действительно хорошее время. Почему? Потому что уже тогда начали проявляться первые признаки дефицита, и Правительство решило разработать программу «Тариф в обмен на инвестиции» — сначала по модели 1/0, а сейчас, вероятно, по схеме 2:1. Однако тогда мы не пошли дальше и не учли, что население страны будет расти, что экономика не останется на прежнем уровне.
Сегодня мы живем в других реалиях: нас уже 20 миллионов, промышленность изменилась, и даже такие технологии, как искусственный интеллект, потребляют значительно больше энергии, чем небольшие фабрики. Что такое дефицит? Это когда объем выработки электроэнергии недостаточен для удовлетворения потребностей как населения, так и промышленности. Сегодня мы компенсируем этот дефицит, покупая электроэнергию из зарубежных энергосистем, в основном из России. По сути, все то, что мы экспортировали в 2014-2015 годах, теперь возвращаем обратно, и даже в большем объеме. Это и есть дефицит. Его пока не удается устранить, потому что для этого нужны новые источники энергии, а их нет. Даже старые источники, которые уже выработали свой ресурс, продолжают эксплуатироваться, но это не может длиться вечно. Многие из них либо выходят из строя, либо работают не на полную мощность. Например, станция, которая изначально рассчитана на 1000 МВт, сегодня может выдавать лишь 20-30 МВт. Что мешает провести реконструкцию и модернизацию? Одной из главных причин являются тарифы. Это сложный вопрос, но сейчас внимание к тарифообразованию только начало уделяться, и попытки их корректировки воспринимаются как шок для потребителей. Если бы мы начали повышать тарифы постепенно еще тогда, сегодня эта проблема была бы гораздо менее болезненной. Но, к сожалению, этого не произошло.
— Потребители не осознают реального положения дел?
— Знаете, на протяжении нескольких лет мы с осторожностью подходим к вопросу резкого повышения тарифов для населения. Сегодня политика направлена на то, чтобы не поднимать тарифы для граждан или делать это постепенно, чтобы они оставались приемлемыми и посильными для физических лиц. Однако для юридических лиц ситуация сложилась иначе. Как представитель НПП «Атамекен», я наблюдаю за тем, как для малого и среднего бизнеса тарифы выросли в разы, и это произошло буквально в одночасье, что вызвало шок. Мы до сих пор сталкиваемся с последствиями этого решения, пытаемся найти ответы, но их нет. В этом году мы провели множество дискуссий с министерствами, ведомствами и уполномоченными органами, однако нас так и не услышали. Тарифы для бизнеса выросли, что стало для них серьезным потрясением, в то время как для населения они пока остаются неизменными. Это искусственное сдерживание, и мы пока не можем предложить альтернативы.
Как специалист, я вижу два возможных решения. Во-первых, для граждан, которые оказались в сложных жизненных ситуациях и относятся к категории социально уязвимых, необходимо субсидировать тарифы напрямую, а не через общие тарифные льготы. Во-вторых, крайне важно внедрить повсеместное энергосбережение. К сожалению, сегодня это понятие стало восприниматься негативно. Люди не хотят заниматься энергосбережением и требуют тарифы по той цене, которую они считают справедливой. Но рыночная экономика так не работает. Многие страны прошли через это. Было больно, но они смогли внедрить энергосбережение и повысить энергоэффективность. Президент в своем Послании четко отметил: «Кто потребляет больше, тот и платит больше». Это очень точные и мудрые слова. Скорее всего, с нового года мы начнем подходить к вопросу энергосбережения с профессиональной точки зрения. У нас уже есть множество программ и даже закон. Пора начать действовать.
— С каждым годом становится все сложнее?
— Иного подхода быть не может. В ряде ведущих европейских стран потребление электроэнергии не увеличивается уже в течение десятилетий. Например, в Великобритании и Германии экономика растет значительно быстрее, чем у нас, но потребление электроэнергии остается стабильным. Это связано с тем, что при открытии нового производства обязательно внедряются элементы энергосбережения. Без плана по снижению потребления энергии и эффективного использования ресурсов нельзя получить технические условия для строительства. Помните, в прошлом году мы наблюдали, как некоторые торговые центры во Франции снизили температуру в помещениях? Это было вызвано пересмотром норм потребления, поскольку прежние уровни были экономически нецелесообразны. Таким образом, энергосбережение стало важным механизмом для экономического развития.
— Как все же можно компенсировать дефицит энергии и можно ли в целом избавиться от него?
— Существует несколько возможных решений проблемы дефицита энергии. Один из вариантов — это энергосбережение. Другой вариант — строительство новых электростанций. Однако строительство угольных электростанций сегодня ограничено международными соглашениями по углеродной нейтральности. Мы имеем возможность строить угольные станции до 2060 года, но этот вариант не решает проблему в краткосрочной перспективе. Угольные станции можно построить быстро — за 2-3 года, и они начнут вырабатывать необходимую энергию. В то же время возобновляемые источники энергии (ВИЭ) можно построить за полгода, а газовые электростанции — еще быстрее. Однако у нас в стране недостаток газа. Мы обнаружили, что газа у нас недостаточно, хотя Казахстан и является нефтяной страной. Газ необходим для энергетики, и на западе Казахстана активно используют газ. Рассматривается возможность использования этого газа для нужд экономики, возможно, в обмен на ВИЭ или другие источники энергии. Что касается ВИЭ, они не обеспечивают стабильное энергоснабжение. Несмотря на то что мы поддерживаем эту отрасль на государственном и бизнес-уровне, существуют технические ограничения, которые не позволяют ВИЭ обеспечить достаточный объем энергии для экономики. Для этого нужно строить много таких источников, что требует значительных затрат и отражается на тарифах, либо интегрировать их в энергосистему, что также связано с техническими и тарифными вопросами. Остается один перспективный вариант — строительство атомных электростанций. Казахстан обладает значительными запасами ядерного топлива и высококвалифицированными специалистами. Хотя строительство АЭС займет как минимум 10 лет, у нас есть подготовленные кадры. В наших вузах, которые существуют уже 33 года, продолжается подготовка инженеров-ядерщиков. Мы также имеем опыт из советского времени, когда атомная энергетика была обязательной частью учебных планов. Специалисты ежегодно выпускаются, и хотя некоторые из них уезжают за границу или уходят в смежные профессии, мы можем привлечь их обратно или пригласить новых. В настоящее время наши специалисты работают на строительстве АЭС в Турции, Бангладеше, США, Египте, во Франции. Если референдум 6 октября подтвердит поддержку строительства АЭС, это позволит нам вернуть часть специалистов или привлечь новых для работы в Казахстане.
— Почему у нас существует такое большое сопротивление к строительству АЭС? Откуда этот страх?
— Это довольно обширный вопрос. Рассмотрим, например, Финляндию — она занимает первое место в мировых экологических рейтингах среди 180 стран. Эта страна считается чистой и при этом у нее есть две атомные электростанции. Экологи, активно работающие там, и правительство показывают, что атомная энергия не является грязной. Она помогает экономике сократить негативное воздействие выбросов от сжигания углеводородов. С точки зрения прагматизма, атомные электростанции имеют свои преимущества: один блок строится, остальные возводятся значительно быстрее. Когда станция начинает работать, ее положительное влияние на экономику очевидно, что делает целесообразным строительство дополнительных блоков. Однако это большая политическая тема. Я, как инженер, могу сказать, что после референдума, вероятно, будет принято решение о строительстве нескольких атомных электростанций. В данном месте может быть построено два блока, а затем возможно развитие и других мест. Референдум не уточняет, где именно будут строиться АЭС, поэтому следующие шаги будут включать поиск подрядчиков и технологий. При выборе технологий и поставщиков мы также учитываем отечественных производителей. Это важно для будущего нашей экономики, поскольку позволит создать целый кластер отечественных товаров. Это поддерживает развитие здравоохранения, сельского хозяйства и науки, что имеет большой мультипликативный эффект. Один блок мощностью 1000-1200 МВт слишком мал для наших нужд. Нам необходимо минимум 6000 МВт, что требует как минимум трех блоков.
— Как будет решаться проблема охлаждения на АЭС, если ее построят в Улькене, и как это скажется на экологии Балхаша?
— Вода из Балхаша не используется непосредственно в реакторе АЭС. Она взаимодействует только с тепломеханическим оборудованием, как это происходит на ТЭЦ. Психологический страх от экологов часто возникает из-за неправильного понимания проблемы отходов от сжигания. На самом деле более 30% отработанного ядерного топлива возвращается в цикл повторного использования. У нас накапливается 300 миллионов тонн угольной золы, что не вызывает таких же протестов, хотя она не менее радиоактивна. Мы нуждаемся в тепле и энергии, и это факт. Сегодня мы не вырабатываем полный объем электроэнергии, теряя 10% от общего производства — это миллиарды киловатт-часов. Мы вынуждены отправлять нефтедоллары соседям, чтобы покупать у них электроэнергию. Почему об этом никто не говорит? Некоторые регионы испытывают нехватку электроэнергии, которую частично компенсируют за счет импорта или обмена на воду. Вода используется для создания энергии, но если гидроэлектростанции не справляются, то мы возвращаемся к сжиганию угля, что не всегда эффективно.
Угля еще есть на 300 лет, но его век заканчивается. Нужно уже сейчас думать о будущем. Президент упомянул углехимию, что является большим и перспективным направлением. То есть уголь, который мы не будем сжигать, можно будет использовать для производства газа и химических продуктов. Это направление требует нашего внимания, как и сказал Президент, давайте сосредоточимся на углехимии.
Энергетика будет развиваться. Планируется перевод Алматинской энергосистемы на газ. В Экибастузе будет запущен еще один блок на ГРЭС-1 до конца года, который был в ремонте. На ГРЭС-2 в ближайшие три года появится новый блок. Кроме того, продолжается модернизация МАЭКА и других ТЭЦ в Жезказгане и Балхаше, которые в основном предназначены для внутреннего потребления. Также ожидаются новые ТЭЦ в Кокшетау, Семее и Усть-Каменогорске, появятся две гидроэлектростанции на востоке и контррегулятор на Капчагайском водохранилище. Мы участвуем в проектах Центра Азиатских ГЭС, включая Камбар-Ату-1 и проекты в Таджикистане. По планам до 2030 года 15% энергетического баланса должны составлять ВИЭ. В этом году также запланирована модернизация ТЭЦ в Атырау и Павлодаре.
Президент предложил разработать национальный проект по модернизации энергетики, что является отличной инициативой. Мы готовимся к этому, и важно перед началом разработки понять, где будут расположены энергообъекты. Нужно создать оптимальную схему размещения объектов с учетом топлива, воды, газоснабжения и линий электропередач. Это позволит нам четко определить, что и где будет построено. Наша задача также связать северо-западный Казахстан, который сейчас изолирован.
В итоге получится сумма, требующая триллионов тенге, и нам нужно искать финансирование для перестройки экономики, поскольку текущее положение невыносимо. Противники могут сказать, что 10 миллиардов на энергетику Казахстана — это много. Однако речь идет о модернизации, которая включает водоснабжение и коммунальные объекты. 2/3 из этого бюджета будут направлены на уголь и газ. Наша продукция будет подвержена карбоновому налогу, что затруднит ее продажу. Угля хватит до 2040 года, после чего его нужно будет вывести из баланса, а на его месте появятся АЭС. Мы не можем позволить себе быть полигоном для экспериментов с другими видами энергии, пока их потенциал неизвестен.
Шынар ХАМИТОВА
