Алмаатинские события 1986 года эхом прокатились по стране. Какими запомнились декабрьские дни в главном городе целинного края, мы рассказываем из уст очевидцев.
В тот памятный декабрь с протестами на площадь против решения центра вышли не только в столице республики – Алма-Ате. В Целинограде студенты вузов и техникумов также выразили свою активную гражданскую позицию. Вышли не потому, что были против конкретного человека, требование было одно – в Казахстане руководителем должен быть назначен выходец из республики. Как стремительно в те дни развивались события в нашем городе на самом деле? Об этом – воспоминания активистов движения «Желтоқсан».
[highlight color=”blue”]Ерлан БАРЕНОВ:[/highlight]
– Помню, нам сказали, что занятия отменяются, а по какой причине, не объяснили. С нами учился Жанат Тулесов, его старший брат Бахытжан, который три года отслужил в морфлоте, учился в сельхозинституте, вот он сказал, что в Алма-Ате студенты вышли на площадь и требуют отставки вновь назначенного первого секретаря ЦК КП Казахстана. Что мы должны их поддержать и завтра выйти на площадь. А в общежитии уже закрыли выход и на каждом этаже дежурили преподаватели, нас никуда не выпускали. Даже внутри общежития передвигаться было сложно. Мы придумывали разные поводы, чтобы пройти к девчонкам – они на третьем этаже, а парни жили на 4 и 5. Мы с ребятами складывали верхнюю одежду и обувь в сумки и шли к сокурсницам, чтобы там спрятать. На следующее утро, пройдя к ним, мы из дорожек сделали канат и по нему спустились вниз, а одежду в сумках они нам следом сбросили. Оделись и вышли на Комсомольскую (Желтоқсан). На главных улицах уже патрулировали наряды, и мы закоулками подошли к кинотеатру 
«Октябрь» и оттуда на площадь, там уже были люди. Они скандировали. И тут со стороны УВД мы увидели толпу – человек 70-80 мужчин с красными повязками на руках. Мужчины постарше крикнули нам: «Бегите!». В этот день наша спортивная подготовка выручила нас не раз. Побежали по улице в сторону Дворца молодежи, за ним было пожарное депо. Тогда я впервые понял, что такое животный страх. Мы бежали, а сзади уже слышались крики, ругательства, удары дубинок. Перед нами была стена, мы перелезли через забор. Догоняющие были уже в досягаемой близости. В депо стояли пожарные машины, но самих служащих не было, так как их тоже всех отправили на площадь разгонять людей. Мы в панике и ужасе искали укрытие, но уже скоро услышали, что ворота открываются, значит, бегут нас искать. Тут один из нас сказал: «Давайте под машины». И мы залезли под авто, ухватились за холодные железки и прижались.
Наверное, полчаса так скрывались. Был слышен топот бегающих между машин людей, которые искали нас. Кто-то кричал: «Они сюда запрыгнули, они тут!». Но они нас не заметили, не догадались заглянуть поглубже. Когда голоса удалились, мы переместились за хозяйственные постройки и еще минут 40-50 сидели там. Благо, я хорошо знал все закоулки. Когда все утихло, с ребятами осторожно вышли и побежали к моему дедушке, который жил на базаре, сейчас это ТД «Артем». Помню, мы, грязные и замерзшие, сидим греемся у печи, в это время приезжает мой дядя, который на тот момент работал капитаном милиции. Не отвечая на наше приветствие, он задал один вопрос: «Что натворили?». Я все рассказал, как было. Он собрал нас и повез в общежитие. Там, пока мы сидели укрывшись в его УАЗике с задней стороны общежития, переговорил с комендантом Марьей Ивановной, видимо, попросив не выдавать нас, через запасной вход завел в общежитие и велел: «Раздевайтесь, помойте обувь, одежду раскидайте по разным комнатам и быстро ложитесь спать». Мы все исполнили, как он сказал. И буквально через несколько минут после нашего отбоя к нам пришли преподаватели и стали рыскать в наших шкафах, ища улики. Мы сказали, что мы никуда не ходили и давно спим.
Проблема многих, кто в тот день был на площади, что они при разгоне мирной демонстрации побежали по улице Мира в сторону УВД. А оттуда как раз шло вооруженное подразделение, и многие тогда были арестованы и пострадали.
Через несколько дней на общем собрании техникума меня за недоверие сняли с комсоргов, хотя моей фамилии в списках задержанных не было.
[highlight color=”blue”]Нуртас МАҢДАЕВ:[/highlight]
– Я учился в автодорожном техникуме. Жил в общежитии на улице Мира, сейчас это улица Бейбітшілік. Помню, когда в Алма-Ате шли события, по радио и ТВ передали, что там казахская молодежь вышла на улицы в состоянии «наркотического и алкогольного опьянения». У всех на устах тогда был вопрос: почему не своего русского, казаха, немца, уйгура поставили возглавлять страну? Нашими идейными вдохновителями были студенты сельхозинститута. Нам-то всего было лет по 17-18, а они уже в основном отслужившие в армии парни 21-22 лет. Они лучше нас понимали политическую ситуацию на тот момент в республике и были более опытные по любым вопросам. У них за плечами была уже армия. Удивляюсь, как в то время без сотовой связи, Интернета и даже телефона все было организовано. Наверное, уже числа 17-го вечером пошли на поезд и у определенного проводника забрали хорошо запакованные транспаранты, палки для них, гвозди.
Рядом были Мейрам Сеитенов, Аяпбек Смаилов. В общежитии ночью, закрыв двери комнаты, собирали лозунги, а на другой день выкинули их в окно в сугробы, а девчата скинули нам заранее припасенную верхнюю одежду. Наверное, мой рассказ будет похож на тот же, что поведали вам мои товарищи. Скажу, что успели убежать и скрыться в общежитии. А там уже шум и разборки. Нам пришлось бежать по маленьким улочкам на ж.-д. вокзал, благо он недалеко от нас располагался. Купил билет на электричку и уехал домой в Ерментау. Вернулся только в начале января, то есть после каникул, заранее позаботившись о справке из поликлиники, что был болен.
Разве мы думали, что в советской стране могут так подавлять мирные демонстрации?! Мы же были беззащитные, с одними транспарантами шли. А на нас выставили вооруженных дубинками народных дружинников. У нас девушка (фамилию не будем озвучивать) училась, которая тоже с нами участвовала в событиях. Она была городская, ее арестовали, потом исключили из комсомола, из техникума, а отец у нее был директором школы, его тоже сняли с должности, и она на этом фоне получила расстройство и пыталась покончить жизнь самоубийством, но близкие успели ее спасти. Потом выяснилось, что председателя студсовета ЦСХИ тоже в те дни арестовали и лишили свободы. Я благодарен Президенту за то, что события тех дней и пострадавших в них участников сейчас поднимают на должный уровень.
[highlight color=”blue”]Бекбулат АЛПЫСБАЕВ:[/highlight]
– На момент декабрьских событий я учился уже на четвертом курсе Целиноградского техникума автомобильного транспорта на факультете «Эксплуатация автотранспорта». В тот декабрь на занятия не ходил, потому что уже писал дипломную работу. И 17 декабря пришел в техникум на консультацию. Вошел в фойе, а там стоят наши преподаватели и говорят: «Зачем пришел?», я им сказал, что у нас консультация. Они мне: «Иди домой. Занятия отменены». А что и почему, так и не сказали. Я вышел, дошел до общежития узнать, что случилось, а там закрыто, смотрю, парни недалеко собираются. Говорят, что ближе к обеду на площади митинг будет. Тут подошел мой одногруппник Абзал Сабиков, и мы с ним отправились пешком в район старого базара (ТД «Артем»). Пообедали и пошли на митинг по улице Авдеева (Валиханова). Подошли к площади по улице Ленина (Абая), оттуда к Дому быта. Там встретили многих наших из техникума. Все здоровались и говорили, что нужно поддержать алмаатинцев. По старой площади дошли до гостиницы «Москва» и увидели, как люди бегут в разные стороны. Мы побежали по Ленина, и там, где сейчас «Интерконтиненталь», раньше был частный сектор. Хорошо, что я знал все узкие проулочки, нам удалось затеряться и, крадучись, перебежками добежать до моего дома. А вечером за Абзалом приехали родственники и забрали его. Потом оказалось, что нашу сокурсницу арестовали и как неблагонадежную поставили на отчисление. А у нее уже защита диплома. Мы всей группой возмутились и только при содействии нашего директора техникума Кенжебая Бекбаева ее оставили. Наверное, важную роль тут сыграл авторитет нашего директора. На тот момент за его плечами было 23 года директорского стажа. Помимо этого, он имел высокие правительственные награды: орден «Знак Почета», медали «50 лет Победы в ВОВ», «60 лет Победы в ВОВ», «За освоение целинных земель» (2 медали), «За долголетний и доблестный труд». Он сам тогда пострадал, его сняли с должности, потому что отказался отчислять студентов из техникума. Но истина восторжествовала и по настоянию ЦК партии директора восстановили в должности. А по исполнении 60 лет его с почестями проводили на пенсию.
После этих событий в городе до Нового года патрулировали милицейские наряды, и было очень заметно, что это не местные. Тогда в техникуме в списках на отчисление стояли 25 человек, но 8 человек директор отстоял.
Нашего героя декабрьская история настигла уже во время службы в армии. В далекой Прибалтике в 1987 году замполит полка Синюкович, обозвав Бекбулата казахским националистом, исключил из рядов членов ВЛКСМ на общем собрании полка. Бекбулат до сих пор не может получить статус декабриста.
[highlight color=”blue”]Батихулла (просил не называть фамилию):[/highlight]
– События 16 декабря 1986 года. Ну, в принципе, никакой подготовки не было. Вечером по радио и телевизору все узнали о назначении, и этот факт возмутил всех. Почему не своего из Казахстана назначили?
Мне шел восемнадцатый год. Я тогда учился в Целиноградском техникуме автомобильного транспорта на первом курсе. 17 декабря я пришел в техникум, а у входа стоят наши преподаватели и спрашивают: «А ты что тут делаешь? Иди домой».
Я пытался узнать, почему нет занятий, но меня категорично развернули и выставили. Вышел на улицу, пошел в сторону дома. Смотрю, толпа идет. Среди них увидел своих однокурсников, побежал за ними, потихоньку дошли до площади. Потом в толпе крикнули: «Бегите!». Я побежал, но оказался в кольце. А иначе и быть не могло, мы не думали, что такие карательные меры будут. Это была улица Ленина, там нас всех скрутили и повезли в Дзержинский РОВД. В камеру на 6 человек загнали 30.
О том, что было дальше, лучше не вспоминать… Потом нас сфотографировали и в два часа ночи выпустили. Через два дня в техникуме была линейка, построили всех, по списку всех выставили из строя и сказали, что мы отчислены. Мы были не согласны и стали писать в вышестоящие партийные органы, но это было бесполезно.
Весной подошло время призыва в армию. После службы я пытался восстановиться, да не только я, но нам сказали, что всех, кто участвовал в тех событиях, восстанавливать запретили. Я уехал в Москву, поступил там в институт, окончил его и вот сейчас работаю.
Не люблю вспоминать эти черные страницы. Об этих унижениях не знают ни мои братья, ни мои родители. Но дубинку запомнил на всю жизнь. В армии встречал алмаатинцев. Им было еще хуже.
Те времена ушли в историю, но цена обретенной независимости была дорогой. Сегодня каждый из нас должен знать, что политическая стабильность в обществе достигается только при условии равенства и взаимного уважения всех национальностей и то, что от гражданской позиции и выбора каждого из нас зависит не только его судьба, но и судьба Родины.
[highlight color=”blue”]Аскар САГНАЕВ:[/highlight]
– На то время мне было 22 года, я успел отслужить в армии. Тогда призывали, сняв бронь со студентов.
Вечером 16 декабря 1986 года находился в гостях у своего ровесника Азата Айнакулова. По радио об алмаатинских событиях услышал его отец. Меня это не сильно задело. На то время я учился в Целиноградском педагогическом институте на втором курсе. После учебы подрабатывал в противопожарной службе бойцом противопожарного расчета на заводе «Целинсельмаш». Утром 20 декабря отправился на пары в институт. На переменах в коридоре столкнулся с Жаксылыком Серкебаевым, одним из своих одноклассников по школе (3-я средняя школа, г. Акмола). Тот был намного сильнее политизирован, чем я. Жаксылык сказал, что в Алма-Ате были такие события. Сообщениям, озвученным через радио, газеты и телевидение, высказал недоверие. Никакие это не наркоманы и не алкоголики. Высказал мнение, что это повторяются события 1979 года. То есть исключалось участие в акции протеста. Я жил дома и поэтому у меня никто верхнюю одежду не отобрал. По дороге на площадь пытался понять, как себя повести и что мне делать. Принять решение было трудно. С кем-то из более старших по возрасту пытался поговорить и посоветоваться, они считали, что к голосу народа должны прислушаться.
Нам не давали собираться, я предложил собрать подписи против решения Политбюро ЦК КПСС. Раздал листы чистой бумаги. Нас было много. Многих задержали. После нескольких часов распустили, предварительно записав данные.
В РОВД ходил человек с фотоаппаратом, который фотографировал нас.
Позже в институт пришла бумага с указанием фамилий тех, кто принимал участие в акции протеста. Оценку дали такую, будто протестующие совершили антиконституционный акт. Судили меня заочно.
Мне пришлось пережить два разбирательства в своем институте. Комитет комсомола факультета вынес строгий выговор, хотя были и те, кто требовал исключения. На участников собрания давили. Комсомольцы факультета и мои одногруппники не поддались этому прессингу.
После ко мне пришла повестка в прокуратуру. Ушел утром. Поздно вечером была вызвана карета скорой помощи. Вот этот момент для меня был очень тяжелым. Был вместе со мной осужден мой ровесник, студент сельскохозяйственного института Амангельды Нукенов. Но это уже другая история.
Каковы уроки декабрьских событий?
С высоты своего возраста каждый год так или иначе возвращаюсь в те суровые декабрьские дни. «Если не знаешь, как поступить, поступи благородно» – этому следовал в своих поступках на то время. Я очень благодарен всем, кто выходит с нами на связь в канун событий декабря 1986-го, всем, кто задает вопросы, связанные с этим. Вспоминать нелегко. По-новому переживаешь. Все мои регалии и достижения в области культуры для меня не так важны и значимы, как короткая приставка через дефис к тому же статусу поэт. Да, я декабрист. Тот, кто живо откликнулся на кровавые события, развернувшиеся в Алма-Ате. Тот, кто не стал отсиживаться за чьей-то спиной, тот, кто вызвал огонь на себя, приняв удар машины репрессий. Перефразируя знаменитое высказывание казахского поэта, могу сказать, что на моем сердце не сорок, а тысяча заплат!
