Съемочная группа автора проекта — известного казахстанского сценариста и режиссера Бахыта КАИРБЕКОВА завершает работу над созданием документального фильма о шумерском эпосе, исходным материалом к которому послужили книги поэта Олжаса Сулейменова и культуролога Мурата Ауэзова. Наше интервью — о причинах обращения к древнему сказанию.
— Бахыт Гафуович, можно однозначно сказать, что тема кочевого мира, его мировоззрения, эстетики — это ваша тема. Откуда такой интерес?
— Наверное, это с тех самых трогательных моментов, что были в детстве, когда отец возил меня в степь, теперь уже с годами они становятся все привлекательнее (Гафу Каирбеков — знаменитый казахский поэт и писатель. — Ред.). Ощущение степи как живого существа. Однажды ночью я ехал один в машине, и вдруг мне почудился голос матери — я так называл свою бабушку. Она позвала меня по имени, я остановился, и, оказалось, вовремя: впереди был овраг. она меня спасла. В этот момент я поверил в мистику и в то, что все, что нас окружает, имеет душу. Наши древние предки верили, что в каждом растении, птице, в животных тем более есть душа. И я начал интересоваться этнографической темой, и, в принципе, мои первые фильмы были об этом. Ведь в этнографическом ритуале — вроде бессмысленном, для кого-то даже смешном — люди совершают обряды, верят в какие-то там вещи, типа нельзя наступать на черту, там надо обязательно сделать так-то — есть какая-то тайна.
— Зачем, на ваш взгляд, нужны все эти ритуалы?
— Когда народ кочевал по степи, он был не просто близок к природе, как сейчас мы говорим, он жил в ней, был ее частью и поэтому воспринимал все по-другому. Недавно я для себя открыл простую вещь: оказывается, древние люди не знали, что такое будущее, потому что они были вынуждены выживать в настоящем. Для меня многое стало понятно с ритуалами, зачем они их придумывали. Человек изначально пытается все объяснить — вот это правильно, это нет, иначе ему трудно жить. Он сначала объяснил, откуда появилось небо, откуда появились звезды. Так родилась мифология, и мы в ней живем до сих пор.
Читал гипотезу, но сейчас не могу ее точно процитировать, поэтому примерно: оседлая культура создавала памятники в пространстве, которое для кочевника было просто домом. Он не вживался, не останавливался, двигался. Оседлая цивилизация создала видимые памятники культуры, а кочевническая создала устную, звучащую. То есть больше реализовалась в эпосе, кюях, сказаниях и обрядовых песнях.
Я могу часами сидеть и слушать кюй, потому что он о чем-то мне рассказывает. Постепенно понял, что во мне есть на генном уровне понимание пространства, желание жить в нем, путешествовать. Внимая кюй, находил всем этим обрядам объяснение.
— И об этом вы рассказываете в своем новом фильме?
— Фильм называется «Кочующие в мирах», и его главные герои — Гильгамеш и Энкиду. Это персонажи одного из старейших литературных произведений в мире — «Эпоса о Гильгамеше». Это одна из первых записей поэтического восприятия мира. И да, я могу сказать, что этот фильм воплощает мое отношение к кочевничеству. В каком смысле?
Уверен, в начале мира была поэзия, устная форма фиксации восприятия мира, древнейшая попытка объяснить себе природу живого, в том числе своего причастия к нему. А уж потом возникла необходимость фиксации его в письменном виде, когда уже песня разделилась на стих и музыку. Думаю, ритм повествования и пение изначально по наитию были выбраны человеком, дабы отделить высокое от низменного, поэзию от прозы.
Обращение к эпосу было спровоцировано моим интересом к обрядам. Говорят, характер народа лучше всего выражают национальная кухня и погребальные обряды. И вот, встретив в книге Олжаса Сулейменова упоминание об эпосе о Гильгамеше, практически объясняющем казахский обряд шашу, я поневоле присмотрелся к эпосу, и меня покорило объяснение Муратом Ауэзовым образа Энкиду — жителя степи — мудрого и опытного, знающего язык птиц и зверей. В отличие от прочтения европейскими читателями эпоса, увидевшими в образе царя-градостроителя оду человеку культуры и не заметившими в образе дикаря-варвара истинную сыновнюю любовь к природе, которая до сих пор живет в нас с ностальгической тоской о гармоническом слиянии с ней в наш технологический век. Да, мы много чего обрели: научились ездить на авто, на поезде, летать на самолетах и ракетах, переписываться в Интернете, видеть друг друга на расстоянии благодаря скайпу и, что особо ценно, иметь доступ в любую библиотеку мира, самый закрытый архив документов… Но не задумываемся о том, а сколько мы потеряли, торопясь обогнать время. Сегодня мы можем объехать весь мир, но сравним ли этот галоп с настоящим путешествием, когда мы не мчимся по странам, а живем, осязая на себе меняющийся климат земли?
Первоначальное рабочее название проекта — «Ошибка молодости», которое обозначало новый этап в творчестве молодого поэта, увлечение им и продолжающуюся до сих пор попытку Олжаса Сулейменова объяснить себе родство казахского языка с языком древних шумеров. Вот вслед за ним, но уже не с точки зрения лингвистики, а поэтического восприятия мира я тоже ищу родство (как в анекдотах про нас, казахов, которые и в марсианине хотят увидеть собрата) с другими народами, дабы найти в их наследии объяснение нашим обрядам и традициям, утерянное за годы манкуртизма — лишения исторической памяти. С самых первых своих так называемых документальных фильмов я погрузился в мир обрядов.
Давайте откажемся от слова «кочевник», просто люди понимали, что они странники, те же гости в этом мире, и слагали легендарные истории с этой позиции. Царь города Урука Гильгамеш в самом начале эпоса описывается как тиран и насильник. Граждане города Урука обращаются к богине Аруру, призывая ее создать такого же по силе человека. И это фактически исполняется: на свет появляется человек, и не где-нибудь, а в степи! Варвар, не ведающий ни о хлебе, ни о вине — приметах оседлой культуры. И, главное, является для того, чтобы изменить человека оседлой культуры. Человека, который строит город, себе памятник, чтобы жить вечно. Тема бессмертия — главное содержание эпоса.
— Наверняка не многие знакомы с эпосом о Гильгамеше… Как вы о нем узнали и что побудило вас создать целый фильм?
— Впервые об этом эпосе услышал в конце 70-х годов. Ко мне пришел мой друг, Тимур Арганчеев, и предложил создать документальный фильм. Как сейчас помню, «Монолог Утнапишти». Благодаря ему я прочитал работу Мурата Ауэзова «Энкидиада», которая вышла в сборнике эссе, где были работы наших тогда талантливейших, я считаю, философов, впервые заявивших о себе. И этот сборник тоже попал под цензуру, как и книга «Аз и Я», вторая часть которой называется «Шумер наме», на которой, собственно, и базируется наш фильм. Тогда у Мурата Ауэзова прозвучала мыль о том, что в шумеро-аккадском эпосе есть степняк. Там наш человек! Он родился в степи, о нем так хорошо сказано: он, оказывается, мудрый, знает дороги, везде побывал. Это говорит о том, что в эпосе изначально была мысль, что есть другой человек, есть другой путь развития. И уже тогда, 4000 лет назад, была актуальна тема экологии: создав город, как образ новой цивилизации, мы уничтожаем природу.
Мурат Ауэзов впервые обозначил, что уже тогда было разделение на человека пастушеского и народа городского. И когда объявили питчинг, я вспомнил вот эту давнюю идею, заново перечитал «Аз и Я» Олжаса Сулейменова и понял, что невнимательно читал его, уделив больше внимания первой части — наличию тюркизмов в «Слове о полку Игореве». Уверен, что не я один такой, что многие прошли мимо шумеров.
В книге — она вышла в 1977 году — много гениального, провидческого. То, что подхватил потом Мурат Ауэзов. И они для меня — вдохновители этого фильма.
— Расскажите о работе над фильмом. Даже из описания понятно, что тема непростая. Многие ли из нас знают о шумеро-аккадской культуре и тем более о ее связи с казахской?
— Да, процесс нелегкий — у меня было более 20 вариантов сценария. Поначалу я втолкал в него, как говорится, все, что узнал о шумерах. Хотел разжевать зрителю, который наверняка вообще впервые слышит о Гильгамеше. при чем тут казахи, зачем нам знать про этот самый древний эпос на земле? Потом понял, что для меня важно показать не противопоставление цивилизаций, а их первую попытку понять друг друга и не стать врагами… Еще Рене Генон писал о том, что когда кочевые народы сошли с исторической арены, нарушилось равновесие в мире. Важный баланс, в котором одно дополняло другое, одно энергетически питалось другим. И поначалу много времени ушло на цитирование всех выдающихся ученых. И только потом решил пересказать эту историю своими словами, опираясь на опыт прежних этнографических работ, где рассказывал, что у нас был культ солнца, огня, неба. Откуда они взялись и как передались через многие поколения? Был такой сложный процесс отслоения — от идеи к идее. Повторять себя не хотелось, конечно, потому что что тот же Наурыз не раз был расшифрован в моих фильмах. Гораздо интереснее было вхождение в эпос, в мир представлений древних. Эпос до сих пор имеет свою силу. То есть он через многие века рассказывает то, что происходит с нами сегодня.
Я пишу книги о мире кочевников, говорю о том, что нарушилось равновесие, в котором кочевники связывали разные культуры, питали их, оплодотворяли достижениями других народов. И для меня было странно: это понимание куда-то исчезло. Почему появился образ кочевника-варвара — дикого кентавра, живущего лишь набегами, все уничтожающего, сметающего города с лица земли? Почему мы до сих пор смотрим на былую славу великих всадников с точки зрения евроцентризма? Я не говорю о том, что кочевой мир лучше оседлого, не призываю никого вернуться в юрту. Я обращаюсь к духу кочевого мира, который жил желанием объять мир, все познать. Исчезает понимание того, что все мы гости на этой земле и должны помогать друг другу, чтобы сохранить поэзию дарованной нам земной красоты.
— Как проходили съемки, удалось ли все запланированное?
— Съемки были сложные. От чего-то приходилось отказываться, потому как какие-то вещи требуют большего времени и затрат, как денежных, так и физических. Основные съемки проходили в Иордании. Стоило стольких нервов добиться разрешения на ввоз аппаратуры и реквизита! Полгода ушло только на всевозможные письма. Ненавижу бесплодные ожидания, которые изнашивают сердце. И в результате съемки длились всего три дня, за которые надо было столько успеть сделать. А нас-то не пускают с аппаратурой охранники, для которых разрешительные документы — просто бумага. Именно участок, который нам был нужен для работы, в частной собственности у местных кочевников — бедуинов. Ирония судьбы: именно они мешали нам снимать, то наезжая на группу на конях, то включали свои смартфоны на всю громкость и снимали на них, несмотря на наши просьбы. Обилие любопытных туристов, пытающихся узнать все про нас. Даже спрашивали название фильма, чтобы потом найти его в Интернете. Утомляла жара, отсутствие транспорта, все на ногах по скальным тропам. Практически без перерывов, с раннего утра до поздней ночи. Но группа выдержала, хотя были и новички-актеры. А что не успели, доснимали уже в интерьере. Ведь фильм у нас не документальный, а, скорее, поэтический, в стилистике театрального декора. В русле мифологической реконструкции выбор Петры оправдал себя. Мне хотелось погрузиться в древность, и Петра помогла — дала ощущение какой-то фантастической далекости. Рискнули, конечно. Ведь Иордания — очень дорогая страна. Приходилось экономить на еде, к тому же самое дорогое там — вода. Таскали с собой не только аппаратуру, но и весь реквизит. Актеры переодевались в пещерах, там же гримировали их, там же обедали. Но все отработали на совесть. И хочется верить, что риск такого погружения в древность и параллели в понимании времени пространства, жизни и смерти, открывшиеся молодому поэту и его сверстнику культурологу, я имею в виду Олжаса Сулейменова и Мурата Ауэзова, найдут живой отклик у наших зрителей.
— На кого ориентирован фильм?
— Конечно же, на молодых людей, пытающихся узнать корни нашей культуры. В фильме цитируется фраза Гамлета в переводе Бориса Пастернака: «Порвалась дней связующая нить. Как мне обрывки их соединить?»
Наши предки были правы: жизнь духа продолжается вечно. Дорога кочевника не прерывается, просто путь каждого из нас (точнее, достойнейшего среди нас) продолжится в другом мире, где вновь тебе понадобится верный конь-провидец, зрячий пес-следопыт и быстрый, как карающий меч, беркут. И, конечно же, сакральная атрибутика шамана (таланта) — амулеты в виде пера, кисти, стека и резца, то есть инструменты для рукотворения, а также музыкальные инструменты, дабы душа обрела голос — вибрацию, которая тоже является необходимым средством для отображения состояния души в момент просветления (присутствия древа для Будды).
То есть вернуть себя и других в состояние просветления Тенгри — осознания неба как истинного мерила святости, сакральности, космичности нашего бытия — тянуться темечком (родничком) к высокому, как в древности жрецы, камы и правители взбирались на гору, дабы получить благословение и силу, и «скрижали», подобно Моисею — вечному страннику, выводящему народы к благословенной земле, подобно Асану кайгы, а также Чингисхану и другим великим мира сего. Не строить замки и башни к небу, но взойти на гору — естественную ступень по лестнице в небо. Возвыситься самому, чтобы семя благословения упало на благодатную почву. И здесь нет никакого конкретного (материального) образа богатства и наследия, а всего лишь разрешение входа в мир иной, а уж в какой ипостаси — разговор отдельный.
Подготовила Райхан РАХМЕТОВА
Фото Татьяны ШИШКИНОЙ,
Ермека РУСТЕМОВА
