ГорожанеИстория

Летопись одной семьи

28 апреля 1936 года постановлением СНК СССР около 36 тысяч «политически неблагонадежных поляков», проживавших на территории Винницкой, Житомирской, Киевской и Каменск-Подольской областей Украины, были подвергнуты принудительному переселению на земли Казахской ССР. Специально для прибывших поляков было сформировано 13 поселков.

История семьи депортированных поляков из уст Валентины Францевны Петровской.

Конец счастливой жизни
На благодатной земле Украины жила-была семья Разбицких. Было у них три сына. Жили хорошо, зажиточно — свое хозяйство, большое поле. Когда подошло время, отец сказал сыновьям, что присмотрел невест всем троим — три сестры из одной семьи Вингловских, все красавицы. Старшему сыну Францу старшую Каролину сосватали, второму Ивану — Брониславу, младшему Матвею — Франю. В 1929 году сыграли свадьбу старшему сыну Францу, затем второму, третьего женить не успели — грянула депортация. Семью Разбицких сразу объявили врагами народа. Чтобы избежать репрессий и сохранить ребенка, Каролина и Франц оформили развод (на тот момент уже родился первенец). Франц подался в бега — в лесу выкопали схрон, сверху завалили ветками. Младший Матвей в ночь депортации сбежал, выпрыгнув из окна, которое выходило на задний двор. И исчез.

Невзгоды и тяготы
Недолго смог укрываться от маховика террора и репрессий Франц. «Добрые» люди донесли на него. Вскоре он с семьей и родственниками был сослан. Им дали на сборы несколько дней, пообещав, что на новом месте они долго не задержатся и там уже все готово для проживания. Взяли одну корову и пару мешков с одеж-
дой. В тесном товарном вагоне ехали два месяца. И вот еще одна беда — второго брата и отца разделили с родными и выслали в Алматинскую область, где их расстреляли. Мама Франца все время плакала, горюя от рухнувшего в одночасье счастья, тоски по исчезнувшим детям и мужу. Теперь их спутниками был голод, холод и унижения. Я сожалею, что многое не записывала, помню только на память то, что рассказывали родители. Их выгрузили на станции Тайынша Северо-Казахстанской области и повезли в степь. В Крестьян-ауле, куда их привезли, было около 25 домиков. А из благ цивилизации только кузница.

Вначале всех разместили в палатках и сказали строить дома из самана, предупредив, что зимы здесь лютые. Поселение наше назвали «Летовое» — потому что летом начали строительство саманных домов. Соседи-казахи из Крестьян-аула помогали кузнечными работами. Жили впроголодь, питались тем, что росло в лесу, — ягодами, грибами, щавелем, собирали лебеду, калачики (просвирник).

Мама рассказывала, как-то по осени пошли они с сестренкой по ягоды. И вдруг на опушке леса как из-под земли вырос всадник в шубе и шапке. Они бежать от него, он за ними и что-то говорит им, машет рукой. Они его не поймут, а он их. А на другой день этот самый всадник привез к их палатке лепешки и молоко. Отдал все это, что-то говоря на непонятном языке, и уехал.

В том же 1936 году построили школу. Учителя почти все были из переселенцев. А когда началась война, всех мужчин отправили в трудовую армию. Остались одни старики, женщины и дети. Моя бабушка не вынесла этих испытаний, она тронулась умом, и ее увезли в Алексеевскую психбольницу. А злые коменданты вершили все, что хотели. Помню, мама моя пела красиво, но пела тихо и только дома, чтобы никто не слышал. Однажды мы с мамой полночи просидели в огороде среди картошки, потому что комендант что-то искал в нашем доме.

Масло, сметану, яйца сдавали в колхоз для фронта. Дома продуктов не было. Хорошо помню вкус «тошнотиков» — оладьи из гнилой мерзлой картошки, которые нам пекла мама. Они неприятно пахли, вот мы их так и называли. Что такое блохи и вши, мы знаем не понаслышке. Вот так мы и росли, предоставленные сами себе — беспризорные и всегда голодные. Мама работала в поле, была звеньевой. Условия работы были как в тюрьме: уходила на ранней зорьке и приходила поздно ночью. Они собирали кок-сагыз (многолетнее растение рода одуванчик), годный для производства каучука. Дров для топки печи не было. Собирали солому и кизяк, картофельную ботву.
поселение в лицах

Таких грустных историй много, и они похожи друг на друг. Поселение наше было интернациональным — ассирийцы, чуваши, немцы, поляки, был даже венгр. У нас в ссылке была племянница писателя Валентина Овечкина, сноха героя гражданской войны Григория Чудновского, вдова известного поэта Лейба Квитко Белла. Никто из них не кичился высоким происхождением, и только при реабилитации мы узнавали, кто они на самом деле. Поселение наше росло. Привозили новых ссыльных. В 1946 году из трудармии вернулся отец.

Мы росли, учились, вступали в комсомол, но даже это не спасало нас от клейма неблагонадежных. Так же, как и всех взрослых, нас обязывали отмечаться в комендатуре и запрещали выезжать за пределы поселения. Но были среди нас бунтари, такие как Нина Пауль. Ее за самовольное посещение соседней деревни посадили на 15 суток. И мы тайком носили ей еду и передавали через выставленное стекло форточки. Мой брат трижды отсидел по 15 суток, считая, что если он состоит в рядах ВЛКСМ, то он равен со всеми. И это еще не все. В 1948 году он поступил в Омский медицинский институт, тогда вышло было временное послабление, а в 1949 году его отчислили как сына врага народа.

Быт
В наших саманных домах зимой было холодно, а в дождь протекала крыша. Пол был земляной. Его мы «облагораживали» кизяком: в субботу собирали конский навоз, разводили его в воде и мазали этим раствором пол. Он приобретал зеленый оттенок и блестел. Потом шли за деревню, рвали разнотравье и раскидывали под кровати, а по углам ставили березовые веники, чтобы перебить запах навоза.

Больница
Я очень любила двор больницы. Это были маленькие низенькие бараки, а между ними клумбы с необычайно красивыми цветами и кустарники. Уютный и чистый. Мы же, дети спецпереселенцев, дальше поселения ничего не видели, а этот дворик нам казался сказочным местом. Автором всего этого райского места был главный врач Отто Карлович Ундрец, высланный из Москвы, выпускник медицинского факультета Московского университета. Это был врач от Бога, таких альтруистов поискать надо. По его инициативе в больнице открыли подсобное хозяйство, в котором для нужд больницы он выращивал птицу, овец, даже коров. Так вот, немощных стариков, детей-сирот, обреченных на голодное существование, он определял к себе в стационар зимой, чтобы они не замерзли. Они проживали и смотрели за хозяйством, пока не наступала весна. Умудрялся молодых девушек из числа спецпереселенцев отправлять в областной центр учиться в медучилище. Диагнозы он ставил точные без всяких анализов. Помню, мама его вызвала осмотреть мою сестренку. Уже уходя, он предупредил маму, что девочке осталось жить 2,5 года. Так и вышло потом… Он был и терапевтом, и хирургом, проводил операции, со всех окрестных селений ехали к нему лечиться. В 1950 году, когда он умер, наши сельчане через облисполком выбили разрешение похоронить его во дворе больницы, как он сам об этом просил. Эта могилка там есть до сих пор. Именно его пример самоотверженного служения людям стал для меня определяющим, я выбрала медицину.

Люди высокой морали
Был у нас в поселении ссыльный венгр Иштван. Работал он в больнице в хозяйственной части, там же работала санитарка тетя Валя. Мужа ее тоже забрали в трудовую армию, а потом пришло известие, что он пропал без вести. У нее было двое детей. Так вот, между венгром и санитаркой вспыхнула симпатия, они стали жить вместе. Спустя несколько лет в Летовое приехала жена Иштвана. Все ждали развязки этой истории, но тихо было в их домике. А утром уже тетя Валя рассказала на работе, что жена Иштвана привезла подарки ей и ее детям. Со слезами благодарила, что сберегла отца ее детей.

Дядя
Шли годы. Мы росли, разрасталось и наше поселение. В колхозе уже появился МТС, опорный пункт. Как-то летом я играла на улице с другими детьми, подъехала машина, из которой вышел человек, разыскивающий нашу семью. Это оказался братишка папы, тот самый, сбежавший через окно при депортации. Дяде Матвею было тогда 19 лет. Передвигаясь ночью, он ушел подальше от родных мест. Нанимался на черную работу — пилил, косил, картошку копал, убирал навоз. Так он шел из села в село, из города в город, иногда на попутках, иногда на крыше вагонов и добрался до Ашхабада. Там он осел, нанялся на ферму. Его трудолюбие не осталось незамеченным, и руководство колхоза направило Матвея учиться в институт на ветеринара. Там же встретил спутницу жизни и после окончания по распределению попал в Махачкалу (столица Дагестана). За доблестный труд ему было присвоено звание почетного ветеринара Дагестанской АССР. Всю ночь сидели родители с дядей, плакали, вспоминали родных…

Навстречу мечте
С 1953 года началось послабление режима. В 1956 году поляков признали жертвами политических репрессий. Теперь мы могли ездить куда угодно, получить образование. В 1956 году меня после окончания школы отправили поступать в Махачкалу. Дядя, уже имевший заслуги, приехал встречать меня на белой волге. Жена его была очень похожа на легендарную Фаину Раневскую. Такая же фактурная, она даже как героиня фильма «Подкидыш» говорила: «Мотя, ты меня лучше не трогай!». Как только увидела меня, провинциалку в черном штапельном платье до пят в белый горох, косы, собранные сзади в корзинку, с бантами, в туфлях на каучуковой подошве, сказала дяде: «Мотя, хватай это чучело, пока никто не увидел!». Приехали домой, и она по телефону вызвала парикмахера, швею. Для меня и телефон-то в доме был в диковинку. Как я ее боялась! В тот же день мне состригли косы, сделали завивку, маникюр. Было перешито мое любимое шелковое платье с выпускного. Мама его выменяла на продукты. Я поступила в медицинский техникум. Когда подходил к концу первый курс, папа попал в аварию, и ему требовался уход. Я вернулась домой, перевелась в петропавловское медучилище. Потом пришел из армии мой будущий муж Валентин. С 1964 года мы живем здесь, в столице. Сейчас у нас две дочери, одна в Москве живет, другая — в Санкт-Петербурге. Мы были у них, гостили, но для меня самые лучшие люди живут в Казахстане, и нам не хочется покидать этот край.

Валентина Францевна с грустью говорит, что не принято было в те годы говорить о депортации. Многое забыто. И только надпись на фото, которое ее папа Франц прислал из трудармии, напоминает о тех тяжелых годах.

«На долгую вечную память моей Каролине. Люби и не забывай. Остаюсь тебе верным. Твой муж Разбицкий. 25.09.1944 г.».

ПОТОМКАМ
Наши родители, перенеся все трудности, обрели в Казахстане вторую родину, нашли приют и понимание казахского народа, полюбили эту благословенную землю и привили нам любовь к нашим необъятным степям. День памяти жертв политических репрессий учрежден в назидание ныне живущим и потомкам, чтобы помнили, чтобы никогда не допустили такой трагедии. Пусть это никогда не повторится!

Статьи по Теме

Back to top button